Про собачек, помнится, я уже писала, хотя вспомнить на эту тему могу немного. Зато могу про кошек – кто-нибудь из них почти всегда живет рядом со мной. Хотя… судя по тому, какие мне попадаются кошки – это, скорее, я почти всегда живу с кем-нибудь из них. Точнее, судя по тому, каким кошкам попадаюсь я.
Но сейчас я пока про первую мою кошку. Их было много потому что, но коротко я не умею, меня наверняка понесет – поэтому пока про нее только.
Первую свою кошку я помню до сих пор и не забуду никогда. Внешностью она особенно не выделялась среди своих сородичей, что сильно компенсировала характером. Если обобщать, то из всех черт можно смело выделить две: агрессию и любвеобильность, а все остальные сразу отбросить как незначительные. Причем, агрессию она испытывала ко всем людям кроме меня, а любвеобильность – ко всем котам, кроме недоразумения из соседнего подъезда, которого звали… гм, сложно сказать, как его звали, потому что он не просто отзывался, а рысью бежал на практически любое сочетание звуков – в надежде, что ему дадут пожрать. Здесь я его понимаю: люди, которые его взяли к себе жить, видимо, взяли его с тяжкого бодуна, а когда бодун прошел, благополучно о нем забыли. С тех пор люди непрерывно бухали, дрались мебелью и отчетливо не могли понять, на хуя они родили трех детей, при таком-то раскладе.
Но котик оказался сильно привязан – то ли к людям этим (что было бы странно), то ли к месту… даже не знаю. Тем не менее, он регулярно пытался попасть к себе домой. И у него регулярно не получалось. Пожрать у него тоже поначалу получалось не всегда. Естественно, его было жалко почти всем, и почти все его кормили. И он никогда не отказывался. В результате получилось полное недоразумение: огромный, лоснящийся, вечно голодный бездомный котяра. Вот его моя кошка Соня и не любила. Не знаю почему. Но как только она выходила во двор, первым делом загоняла его на березу. Сидела внизу с полчасика, потом запрыгивала на березу сама, и, кусая его за жопу, все-таки заставляла спрыгнуть вниз, с приличной высоты. Потом повторяла пару-тройку раз. После этого, видимо, почувствовав себя вполне удовлетворенной, уходила по своим кошачьим делам. И так – почти каждый день. Кот получился очень нервным. И где-то я его понимаю.
А кошачьих дел у этой кошки было очень
многомного. Но здесь, во-первых, про агрессию. Я взяла эту кошку, когда она была очень маленькой - ей было от силы недели три. Ее мать была просто уникальным животным, потрясающе красивым, очень агрессивным и ебнутым на всю свою кошачью голову. Если она садилась на лестнице на четвертом этаже, то пройти мимо на свой пятый я уже просто не могла. Кошка эта, Луша, ловила и жрала все что шевелится хотя бы немного. Однажды, я даже боюсь подумать, откуда, (хочется верить, что не из нашего же подвала) она приволокла разодранную в клочья крысу, размером практически с себя. У всего подъезда волосы дыбом простояли несколько месяцев при одном только воспоминании. Ибо видели эту крысу все – кошка села возле подъезда, зажав в зубах эту тушу, и пролежала так весь день. Подподъездные бабки были в особенном шоке, и это было даже приятно, потому что с бабками у меня особые отношения, но об этом в другой раз.
Так вот, кошка эта часто рожала, и ее хозяйка, не моргнув совершенно ничем, топила их сразу же. И вот однажды она родила троих котят, которые были утоплены, и хозяйка ее ушла на работу. А она родила еще одного. Потом было решено, что топить котенка уже поздно. И эту самую кошечку оставили.
А мне было… гм, я не помню, сколько мне было лет. 11, может быть? И я хотела котенка, уже почти истерически хотела. А моя мама никогда мне не разрешала никаких животных, хотя кроме кошаков я никого и не хотела. Но в тот день она, вернувшись с работы, вдруг стала говорить: «Наташа, Наташа! Скорее же, ну, там моя сотрудница уезжает в санаторий и срочно раздает котят своей кошки. Скорее беги к ней, она через дорогу живет, и выбери нам мальчика. Только обязательно мальчика, потому что девочки рожают же! Ну, быстрее! Там они абрикосовые персы-ы-ы-ы!!!» - и упала на диван в ожидании прекрасного персидского мальчика.
Я бежала так, что искры из-под копыт летели. Но опоздала, естественно. Абрикосовых персов растащили, видимо, минут за пятнадцать. Домой я возвращалась в растрепанных чувствах – было уже очевидно, что дело вроде бы не так запущено – котенка мне могут разрешить, но породистого. И это было трудно. Был 91, думается мне, год, денег было мало, население города – 30 000 человек. Вот-вот, «какие нахрен бабочки в мороз?!» © И тут навстречу мне вышла из подъезда Олеся, как раз моя соседка снизу, у которой жила Луша. Олеся была вся в слезах, и было заметно, что уже не первый день. Выяснилось, что Лушу тупо украли. Соседи видели, как какой-то мужик посадил ее в сумку и унес. На этом месте я отчетливо зависла: Это какой же камикадзе умудрился взять, да еще и запихнуть в сумку эту ебнутую Лушу, которая рвет любое тело в клочья, не шевельнув ни одной своей кошачьей извилиной… Было странно, но Олеся искала ее уже двое суток, я дома умирал от голода трехнедельный детеныш.
Гм. Думала я недолго. Уже через десять минут я ввалилась домой с живым комочком в руках. Мама ломанулась ко мне - смотреть прекрасного абрикосового перса. И узрела нечто, еще не до конца открывшее глаза, банального дворняжечьего окраса. Сначала она просто пыталась узнать у меня, на какой помойке я подобрала этот пиздец. Я ей быстро и путано рассказала про Лушу, про мужика, про то, что котенка дохнет, она еще жрать сама не умеет сама, мама, дай молока скорее. Приказным тоном мне было велено отнести это уебище, где взяла, котята в таком возрасте без матери не выживают. Я сказала, что буду защищать это животное грудью. Мама меня тут же поправила: «Скорее, ты будешь защищать ее жопой, потому что по ней ты сейчас и получишь!»
И тут кошка открыла один глаз полностью, второй еще не до конца и жалобно-жалобно заскулила. Казалось, что она вполне способна умереть вот так, прямо у нас на руках. К холодильнику мы бежали наперегонки, и уже через пять минут мама орала, заглушая вой котенка: «Ната-а-а-аша, что ты, блин, делаешь??? Нельзя ей давать холодное, она маленькая еще, детям всегда греют, щас я буду греть!!!» Стало ясно, что защиту животного жопой можно пока отложить.
Кошку мы назвали Соней – она все время спала, и выхаживали трудно. Я все время носила ее в руках, кормила из резинового кончика пипетки, с пальца и просто изо рта, грела, гладила, убирала за ней. И она оклемалась в результате. Через два месяца у нас был бойкий котенок, игривый, очень умный и очень смешной. Я все лето водила ее на улицу, буквально лапы по лестнице переставляла – она быстро поняла, что если сидеть на ступеньках и никуда не двигаться, пока у меня не кончится терпение, то, в конце концов, тебя возьмут и понесут. Но все-таки научилась ходить гулять сама и возвращаться домой.
Про абрикосовых персов уже никто не вспоминал, и кошку обожала вся семья. Не очень взаимно, кстати. Характер у нее, конечно, был не тот, что у ее мамаши, но все равно было понятно, чья она дочь. Безоговорочно она признавала только меня – видимо, воспринимала, как такую здоровенную, лысую, двуногую маму-кошку. К остальным людям она относилась более или менее ровно. До тех пор, пока ее все устраивало. Например, она любила приходить ночью – поспать на ногах у папы. И стоило ему пошевелить во сне пальцами – тут же вцеплялась мертвой хваткой. Когда родители спали, я и под одеялом читала с фонарем, был слышен папин вой, звук пендаля и видно вылетающую из дверей кошкину тушку. Она забиралась ко мне под одеяло и натурально ворчала еще минут двадцать.
Остановите меня уже кто-нибудь, времени – почти 7 утра, я сижу и, как мудак, пишу про кошку. А ведь прожила она с нами лет 6 – и я могу писать еще долго.
Так о чем тут я… Соню, к примеру, сильно недолюбливал дядя из соседнего подъезда – откуда-то издалека за бешенное бабло он привез себя страшно породистого боксера и водил его по двору, лучась от гордости за своего пса и за себя. Водил он его так, пока пес не подрос. А потом, однажды, он вывел его на улицу, и собак негромко рыкнул на Соню. Через полторы секунды он уже сидел на нижней ветке дерева. Да, я тоже думала, что собаки по деревьям не лазают. До того, как это увидела. Это притом, что я видела в этот момент свою кошку – и у меня мелькнуло такое отчетливое сомнение – выдержит ли ветка нас обеих – меня и боксера. Мужик был в сдержанной мужской истерике – что же это, блять, такое, он дрессирует этого гада, кормит диетически и по расписанию, у него такая осанка, зубы, яйца между ног не помещаются, а его, блять, кошка на дерево загнала! Песик стал побаиваться этой кошки и при встрече прятаться за хозяина. Мой пап был страшно горд. Хозяин пса истерил, грозился кошку отравить, если она будет трогать его собаку, был послан нах и разочаровался в волшебной силе родословных за дикое бабло.
А когда кошке было месяцев, кажется, 10, мы вдруг поняли, что она у нас уже вполне себе беременна. Раньше мы как-то об этом не задумывались – считали, что она еще маленькая. Но было уже поздно. Казалось, что нам пиздец, оказалось, что не казалось. В доме нарастала паника, недели через три она достигла своего логического предела – было ясно, что кошка вот-вот родит. До этого, естественно, никто ничего не знал о кошачьих родах, и за это время я прочитала о кошках все, что смогла найти в трех библиотеках, в том числе целую тучу всякой мало вменяемой херни. В результате, она, конечно, родила и без нас, но мы все вчетвером за это время чуть не поседели. Мама легла спать в 3 часа ночи, простонав: «Как родится первый – разбуди меня». Она родила троих. И с тех пор рожала их по три каждые три месяца. В доме всегда были котята – мы научились ходить по дому, не поднимая ноги выше, чем на два сантиметра – чтобы не наступить на шустрого детеныша. Иногда мне кажется, что я до сих пор так хожу. С тем, куда деть котят, проблем у нас не было – их разбирали в частные дома – ловить крыс и мышей. Потому что эту способность и желание Сонька унаследовала от матери и передавала всем своим детям. Поначалу от этого я впадала в ступор – она приносила с улицы голубей, воробьев, ворон, ласточек, крыс и мышей в диких количествах. Всегда приносила их мне, выкладывала на порог квартиры, садилась, такая гордая собой, и ждала, когда я ее похвалю. Я хвалила и закрывала дверь. А потом выходила, сметала перья, смывала кровь с лестницы и понимала, что с этим ничего сделать нельзя. Она как-то так устроена.
А когда у соседей, у которых балкон впритык к нашему, завелись мыши, в доме стало весело. Мы им сказали сразу, что наша кошка ломится к ним на балкон, по перилам, значит у них есть мыши. И договорились, что ни мы, ни они, не будут закрывать рамы балкона, она переловит всех мышей, это наверняка. Так и было, она таскала мышей домой каждый день, по нескольку раз. Еще живых, полупридушенных таких. А однажды упустила, и мышонок сбежал под шкаф. Кошка дежурила сутки, не ела, не пила, не отходила вообще. Поймала, да. А моя сестра до сих пор помнит, как в один из дней кошка вернулась с балкона и изо рта висит что-то. Она подумала, что нитку, может быть, проглотила… и потянула. Изо рта вытащила мышонка. Она его во рту несла домой. Так мы и жили. Как раз тем летом она и упала с пятого этажа – ночью была гроза, и соседи закрыли балконные рамы. А она пошла по узким перилам - ловить мышей и упала оттуда прямо у меня на глазах, когда я пила кофе на балконе перед школой. Я так в жизни редко бегала – секунд 10 мне понадобилось, чтобы быть уже под балконом в халате и в тапочках. И мне на встречу из кустов малины вышла кошка, даже не вывихнула ничего.
Она прожила с нами лет шесть – много всякого было. Умнее животного я больше не видела. Но она все равно попала под машину. Летом. Лежала и спала под кустом. Случайно наехать на нее было никак нельзя.