Мысли в дороге струятся и сочатся. Они пристраиваются в хвост. Они смешиваются с запахом выхлопного газа, который расползается по автобусу, потому что автобус, отмотавший своё по другим дорогам, где-то, наверное, в Европе, уже убог настолько, что и здесь и сейчас уже еле-еле ползёт. И мысли стекают. Они сползают вниз по запотевшим стёклам, не понятно даже, снаружи или изнутри. И хочется проводить рукой по стеклу и растирать их пальцами. И видеть, что мысли - снаружи. А я всегда чувствую, когда становлюсь другой. «Иной», мне вот тут скажут. Да нет, просто другой, куда уж мне. Из поездок и из снов я всегда возвращаюсь другой. Каждый раз, снова и снова. И так - всю свою жизнь. И иногда мне кажется, что от меня, той, которая была в самом начале, уже не осталось совсем. Потому что я слишком люблю ездить и спать. Ведь и оттуда, и оттуда, я приношу мысли. Мысли, которых просто так не бывает. И которые делают меня другой. … Ехать и, растирая мысли ладонями по стёклам, наблюдать, как открывается третий глаз, моргает заспанно и удивлённо, а потом, подслеповато нашарив, наконец, дорогу за окном, затягивает её в себя. Потому что 120 километров - это немного, но этого достаточно. Ибо можно увидеть нереальные вещи. Настолько нереальные, что хочется выйти и снимать их. Выйти и просто смотреть. Я не знала раньше, что в 40 километрах от дома есть какие-то совершенно сумасшедшие берёзы. Замысловатые настолько, что хочется срочно достать дозиметр. И залежи красной глины. Красной настолько, что в первую секунду кажется, что глючит. И линии высоковольтных передач, которые, разрезая небо, заливаются за горизонт такими же стройными рядами. И обгоревшие коряги посреди зелёных озимых полей, заваленных снегом. И, кажется, что параллельные миры взбесились и теперь можно всё. Нужно просто увидеть. И видеть, как ни странно. И заброшенный уже давно ресторан «Старая крепость», который когда-то был так же молод, как мои родители. Которые ездили в Ростов, молодые, счастливые и только слегка женатые, и тормозили там по дороге, и пили «Советское полусладкое», и наворачивали блины с икрой.
И да. Становится другой. И чувствовать, как железное нутро поношенного автобуса, которому давно пора на покой, как ни странно, всё ещё живо. И вдруг слышать, как водитель, который одной породы со своей машиной, и неизмеримо древнее её, вдруг врубает на всю «Кино». И вдруг, открытыми своими двумя, и новорождённым третьим упираться в нелепую рекламную конструкцию, которая напоминает, что всё - приехали почти… да и хрен бы конечно, и с конструкцией, и с тем, что всё почти, если б не надпись на ней. На белом фоне здоровенными чёрными буквами: ЖИВИТЕ ДОЛГО. И всё. И ничего больше. Не видели Вы такого? Вот от чего реально становится страшно. И противно не меньше. Как будто кто-то, в лучший твой день, и в лучшую твою минуту, взвешенно, уверенно и агрументированно доказать пытается, что весь мир - одна большая зловонная куча. Или как шёпотом, сквозь зубы: «Чтоб ты сдох.» Именно так, никаких восклицаний, и не в сердцах, а так, да, сдохни. О чём думали те, кто ставил это вдоль трассы? Мне не понять никогда. Как научиться, не доезжая до неё чуть-чуть совсем, зажмуриться вовремя? И третьим своим, и полуслепыми от восторга двумя? Да никак? И толку? Зажмуриться и знать, что она там есть. Именно так: живи долго и помни всегда.
И поэтому те, кто не был со мной, не ездил со мной, и не менялся со мной, не знают уже , как и о чём со мной разговаривать. Потому что из каждого сна и каждой дороги я возвращаюсь совсем другой. А если много дорог и снов, то приходит время, когда можно даже просто не узнать. Так бывает. А что поделать, если размазывать мысли по мокрым стёклам - намного лучше, чем размазывать слёзы и сопли по щекам, сидя, забившись в 4 плоскости? И уже не хотеть жить долго. А хотеть просто по-другому. А для этого нужно другой стать. И ведь способ есть. Да.